— Господи, если ты до сих пор этого не поняла, тогда я все объясню. Но лучше…
Он притянул ее к себе, уложил на согнутую руку и приник к ее губам, впитывая их вкус с такой страстью и жадностью, что никак не мог остановиться. Ему нравилось целовать ее, прикасаться к ней, чувствовать, как она вздрагивает в его объятиях. Он начал было расстегивать ей блузку, но его терпение лопнуло, и он подхватил ее грудь через ткань. Дэнни приложила ладонь к его щеке. Этот жест воспламенил его, а ее стон…
Собрав в кулак все остатки силы воли, Джереми оторвался от ее губ.
— Проклятие! Если бы я не знал, что мы найдем мягкую постель на соседнем постоялом дворе, я овладел бы тобой прямо здесь, на траве. Дорогая, кажется, нам пора уезжать отсюда, и поскорее.
Глава 40
Уже почти стемнело, когда они собрали остатки праздничной трапезы и сели в экипаж. Последний краешек заходящего солнца скрылся за низкими облаками на горизонте и деревьями вдоль дороги. Если бы не эти деревья, в темноте дорога была бы почти не видна.
Карета подскакивала на ухабах, не предназначенная для езды по проселочным дорогам, да еще ночью.
Освещенные окна постоялого двора манили их, как маяк, и когда до него было уже рукой подать, Джереми слегка успокоился. Он не стал объяснять, что могло случиться на дороге, где по ночам разбойничают грабители и где неверного поворота хватит, чтобы угодить в канаву. А сон в открытом экипаже на обочине тоже никак нельзя назвать удачным завершением дня.
Рука об руку они поднялись в свою комнату. Дэнни не спросила, почему они не вернулись в Лондон. И не удивилась, услышав, что Джереми снял для них комнату с одной постелью. Об опасностях, которые подстерегали их по дороге, она догадывалась, а что касается одной постели, то ей не терпелось очутиться в объятиях Джереми, и лучше всего здесь, вдали от города, где их никто не знает.
Увы, надежды были напрасны. Хозяин постоялого двора узнал Джереми в лицо и назвал его по имени. Этого гостя он вспомнил сразу. Да и другие постояльцы, ужинавшие в общем зале, обернулись с дружескими улыбками. А один из них воззрился на Дэнни так, будто увидел ангела — или призрак.
Но парочка ничего не заметила. Джереми потерял терпение в тот же момент, когда за ними захлопнулась дверь. Зажигать лампу они не стали. Раздеваться тоже. Джереми унес Дэнни на кровать и поцеловал так крепко, что она не смогла даже возмутиться. Но она и не думала протестовать. Джереми так и не понял, в ком из них страсть полыхает жарче.
Его несдержанность воспламенила Дэнни. Сюртук он швырнул на пол, рубашку стащил через голову. Дэнни торопливо расстегнула блузку, опасаясь, что иначе он ее разорвет. Нижнюю кофточку он просто спустил с плеч, потом подхватил груди Дэнни и со стоном уткнулся в них лицом, осыпая поцелуями, пока она не запросила пощады. Горячими губами он проложил дорожку из поцелуев вверх по шее и нашел ее губы. А потом хрипло прошептал ей на ухо:
— Коснись меня. Я так долго этого ждал…
Он перекатился на спину и посадил Дэнни сверху. Ее ладони заскользили по его груди, слегка задевая соски. Она наклонилась, лизнула один из них, и Джереми застонал, с трудом сдерживая желание. Рывком подняв юбку Дэнни, он просунул обе руки ей под панталоны и подхватил ягодицы, прижимая ее к своим чреслам. Но этот жест она восприняла чуть ли не с возмущением: она жаждала большего. Ждала, когда он войдет в нее и заполнит собой.
Об этом сказал Джереми воркующий стон. Его пальцы запутались в волосах Дэнни, он притянул ее к себе, уложил на бок и стащил с нее панталоны. И наконец ее желание исполнилось: он вошел в нее, погрузился в самую глубину, а она охватила его, вобрала в себя, вскрикивая от наслаждения, отвечая его ударам, пока комнату не огласил его протяжный рык.
Сердце Джереми неистово колотилось. Такого блаженства он никогда не испытывал. Значит, вот что бывает, если сдерживать влечение долгие часы!
Нет, сдерживаться ему случалось и прежде. Все дело в ней, в Дэнни. Ни с одной другой женщиной ему не было так хорошо, как с ней. И не только в постели. Она должна быть рядом с ним каждый день, каждую минуту, но Джереми понимал, что это невозможно, и сгорал от досады и бессилия.
Разжимать объятия он не желал, но все-таки оторвался от нее на минуту, чтобы раздеться. Он даже встал и зажег лампу, поскольку было еще не так поздно и ему пока не спалось.
— Мы не захватили ночные рубашки, — напомнила Дэнни.
— Вот и хорошо. — Он снова привлек ее к себе. — Не знаю, как ты, а я буду спать в твоих объятиях. И ты можешь спать в моих.
— Ну, если ты так считаешь, поверю тебе на слово. — Она удобно устроилась, прижавшись к нему. — Странно это все-таки: я на постоялом дворе, а никого не граблю.
Он усмехнулся:
— Может, все-таки связать тебя? На всякий случай? Или ты способна удержаться?
— Постараюсь. В конце концов, постояльцы могут поднять шум. А я не хочу, чтобы меня будили среди ночи.
Дэнни замолчала. Подождав минуту, он поднял голову, чтобы проверить, не улыбается ли она. Но на ее лице не было даже намека на улыбку.
— Это была шутка?
— Разумеется, приятель, — заверила она. — Кстати, о сдержанности: тебе ее явно не хватает.
— Прикуси язычок! Я терпел целую вечность. Еще немного — и я бы лишился рассудка.
Она фыркнула:
— Вряд ли. И потом, я говорю про другое. Про твою ревность.
— Ревность? — воскликнул он и негодующе добавил: — Я никогда в жизни не ревновал.
— За что же ты уволил Карлтона сегодня утром?
— А, это… — Джереми пожал плечами. — Просто я… в общем, я не знал, что происходит, но если бы я…
— Ты ревновал. И это выглядело глупо. Ты даже не спросил, почему я сижу на нем, — просто взял и выгнал беднягу. Научись доверять мне, Джереми, потому что другого выхода у нас нет, понимаешь?
— Ровным счетом ничего. Она тяжело вздохнула:
— Исключение я делаю только для тебя. Если я начну заниматься любовью со всяким встречным-поперечным Томом, Диком и Гарри, я стану такой, какой поклялась никогда не становиться. Значит, из всех мужчин для меня существует только один. Когда мы расстанемся, я хочу выйти замуж, а не размениваться налево и направо — надеюсь, ты меня понял.
Он притянул ее ближе.
— Дэнни, дорогая, я всерьез сомневаюсь, что мы когда-нибудь расстанемся.
Она ответила не сразу. Джереми ждал, затаив дыхание, пока она не сказала:
— Если мне не предложат работу получше. Он рывком сел, но Дэнни уложила его.
— Я пошутила, приятель. Ты что шуток не понимаешь?
Он нахмурился:
— Шутки понимаю, но ты и не думала шутить. О какой работе ты мечтаешь?
И она опять долго медлила с ответом, пока не вздохнула и не призналась:
— Жены и матери. Этого я не стыжусь. Я хочу иметь свою семью. У тебя уже есть семья, притом большая, поэтому новая тебе не нужна. А я буду стремиться к цели.
Он прижал ее к себе крепче, чем следовало. Напоминаний о целях Дэнни он не любил, но, судя по задумчивому тону, добиться их она собиралась в отдаленном будущем, а может, и никогда. Так что беспокоиться ему незачем.
Немного погодя он признался:
— Не знаю, выдержу ли я такой груз счастья. Дэнни уже дремала, но эти слова разбудили ее. Она открыла глаза.
— А ты счастлив?
— Не был бы счастлив — не говорил бы. Хотелось бы только, чтобы и дома мы спали в одной постели. Прислуга уже знает про нас с тобой. Я сам позаботился, об этом сегодня утром.
Дэнни прищурилась:
— Если ты хочешь сказать, что сделал это умышленно, я могу и ущипнуть. Больно.
— Нет-нет, это вышло случайно. — Он усмехнулся. — Но прекрасно подействовало, верно?
— А по-моему, ничего не стоит менять. Ты опять хочешь сделать из меня любовницу. Перестань. Мои условия ты знаешь: равенство во всем.
— Да, но при чем тут постель? Только сон, Дэнни. Мне просто нравится держать тебя в объятиях.
Она улыбнулась и придвинулась ближе.